Трудности лёгкости перевода

 

Смотрю телеканал «Планета». Показывают фильм о Петербурге. Точнее, об архитектуре этого замечательного города. Фильм не российский, а «made in оттуда». В кадре – по-европейски одетый, с легкой проседью в густой гриве волос мужчина гуляет по улицам, восторженно машет-водит вокруг себя руками и глаголет на чистейшем аглицком. Звучит синхронный перевод. Но иноземную речь тоже разобрать можно. И вот, в некоторый момент, когда архитектурный гурман обрисовывает в воздухе силуэт очередного шедевра зодчества – Петропавловского собора – я совершенно отчетливо слышу из его уст слово «sexy». Речь идет о соборе! На доли секунды застываю в предвкушении перевода. И… ожидания не обманывают! – звучит: «Чувственный фасад».

Мне аж в голос хохотнулось:

– Обожаю английский!

Не, ну мне, в самом деле, нравится звучание аглицкой речи, её таинственное урчание, в котором русскому уху весьма непросто уловить явную артикуляцию. Я не лингвист, и в моем наивном восприятии английский язык именно по звучанию предстаёт практически настолько же далёким от русского, как и китайский. Впрочем, как и соответствующие культура и ментальность. Порой кажется, что и упомянутая крайне западно-европейская-атлантическая, и указанная крайне азиатская-тихоокеанская цивилизации для нас одинаково экзотичны и отдалены, сколько бы мы, нередко считая себя именно европейцами, ни предполагали, что стоим ближе к Англии, нежели к Китаю. Да и вообще, лично у меня давно зреет «нетривиальное» подозрение, что мы гораздо более, чем думаем, различны как европейцы с англичанами и куда более близки как азиаты с китайцами. Короче, где-то посерёдке болтаемся обретаемся.

«Кстати», как ни «странно», я вполне себе верующий человек. И мне нетрудно представить, насколько может возмутить «правоверного ортодокса» применение подобного понятия – «sexy»! – к собору. Опять-таки кто-то наверняка воскликнет: «Вот она разница! – как у них все примитивно и пошло!» И раньше я, каюсь, сам мог подумать и, возможно, даже сказать так же. Ибо, помимо того, что являюсь верующим, ещё и воспитан в СССР (да, так тоже бывает!). Посему немалый период своей жизни с момента знакомства как с самим словом «секс», так и с его «глубинным» смыслом, воспринимал сей термин, скорее, в роли синонима к слову «порнография». Ну или чего-то, весьма близкого к оной.

Но, вероятно, с «момента» окончания советских времен мне довелось пройти немалый путь в восприятии-понимании указанного термина. И теперь он вполне естественным образом обозначает для меня, как ни «странно», целый массив самых разных явлений, имеющих отношение к существованию и сосуществованию полов (и «даже» не только): от чисто биологических признаков до социальной гендерной роли и далее вплоть до столь сложных феноменов культуры как эротика и, прости господи, всё та же порнография (да, это тоже весьма непростое явление, особенно в не до конца явленной области её размежевания с той самой эротикой).

Но, несмотря на означенную только что, приобретенную с годами «упорных тренировок» продвинутость, меня всё-таки чрезвычайно удивила-позабавила лёгкость именно непосредственного применения к собору столь «сексуального» слова (вероятно, продвинулся не до конца; или не во всех направлениях). Без какого-либо намека на «низменную» сторону последнего (да не, нормально продвинулся!). Собор, по крайней мере, в моих глазах нисколько не проиграл и не опошлился.

Короче, слово замечательное во всех отношениях и, как оказывается, легко применимо к совершенно разным объектам реальности. Без ущерба репутации самых, казалось бы, целомудренных и возвышенных из них.

Но трудности перевода все же имеются:)